Участник войны с милитаристской Японией Каюм Шарибжанович Канеев родился 15 ноября 1925 года в крестьянской семье в Пензенской области.  Закончил 6 классов, что по тамошним меркам было весьма неплохо.

Перед началом войны в село приехал агитатор, нанимавший комсомольцев на строительство железной дороги Тула-Сухинич (Белоруссия).

15-летний комсомолец Каюм Канеев записался добровольцем. Валили вручную брянский лес. Прорубали просеку. Заодно готовили деловую древесину и обеспечивали местное население дровами. Работа тяжкая. От зари до темна не покладая рук  махали топорами, кирками, работали лопатами и пилами советские люди. Они созидали и создавали то, чем мы пользуемся до сих пор.

А потом вдруг всем строителям железной дороги  сказали: - «марш по домам». Это уже потом спустя много лет Каюм Канеев понял, почему их распустили по домам: «Скорее всего, Белоруссия знала, что война вот-вот должна начаться. Я так считаю».

Каюм вернулся домой. И вскоре загромыхала Великая Отечественная.  10 января 1942 года Каюма вызвали повесткой в военкомат. Он обрадовался, т.к. все мужчины стремились на фронт бить врага.

В Пензе на сборном пункте формировали новые части. Были призывники из Тамбова, Казани, Рязани, Перми, Уфы, Башкирии, Чувашии, Мордвы. Тысячи и тысячи призывников. Всех усадили в эшелоны и вперед на… Дальний Восток. Прибыли в Хабаровск. Здесь началось распределение. Каюм попал в чапаевскую дивизию в/ч 10103, которая после войны была названа Краснодарско-Харбинской и переброшена на Камчатку. Каюм попал в пехотный полк в/ч 47022.

Началась боевая учеба с 2-месячного карантина, во время которого стали отбирать солдат в сержантские школы.

- Становись! Канеев два шага вперед, шагом марш! Командирским голосом крикнул лейтенант Пугачев. Я шагнул, – вспоминает Каюм Шарибжанович.  –  Вы пойдете на учебу младших командиров. Его выбрали, т.к. у него было образование 6 классов,  а среди бойцов было большинство с 2-х, 3-х, 4-классным образованием.

После 9 месяцев учебы сержант Канеев вернулся в свой полк (в/ч 47022), где стал командиром отделения в стрелковой роте.

Вспоминает Каюм Канеев: «Мы изучали оружие. И день, и ночь у нас были марш-броски. Учения, учения и учения. В казарме были редко-редко. Постоянно в окопах, траншеях. Без конца марши – тридцать-сорок, тридцать-сорок километров. Полная боевая, полная боевая!»

Кто не знает, то полная боевая выкладка означает, что солдаты несут на себе полностью оружие с запасом патронов, гранаты, шинель в скатку, вещмешок, противогаз, лопату и пр. снаряжение, что весьма тяжело для длительных марш-бросков.

Наш герой, как и большинство бойцов, все это время писали письма с просьбой отправить их на западный фронт воевать с фашистской Германией. Им отвечал замполит, что они нужны здесь, что их не зря прислали на Дальний Восток и просил больше не писать подобных писем.

Учеба шла без конца и края, закаливая морально и физически организмы советских воинов. Каюм Шарибжанович рассказывает об этом с огнем в глазах, считая, что это дало ему основательную закалку на всю дальнейшую жизнь.

В августе 1945 году дивизия выдвинулась к границе Маньчжурии. К этому времени Советский Союз сосредоточил на Дальнем Востоке военную группировку численностью 1,6 млн человек. США добивали Японию и готовились сбросить атомные бомбы. Сталин давал обязательства союзникам, что СССР вступит в войну с Японией и готовился к этому.

Приказ о переходе китайской границы, по словам Канеева, был подписан 9 августа 1945 года. Но по его воспоминаниям уже в ночь с 3 на 4 августа по траншеям прошли командиры и замполиты со словами напутствия: «Товарищи солдаты, учеба закончилась. Начинается все по-настоящему». И в эту же ночь в 4 часа утра они перешли границу и двинулись в направлении к Муданьцзяну развернутым фронтом. Кругом оказывали сопротивление японские войска.

5 августа в 11 часов полк окопался. Старший лейтенант Падус вызвал к себе сержанта Канеева. Представил ему невысокого китайского коммуниста, и сказал слушать его во всем. Проводник повел их к мосту через реку Муданьцзянь.

Отделение Каюмова скрывалось в кукурузе недалеко от реки.  Китаец ушел с тремя бойцами, и вскоре они  прикатили четыре пустых бочки. С помощью бамбуковых жердей, бочек и веревок проводник быстро соорудил небольшой плот. «Спасибо ему большое. Он был на нашей стороне и работал на Красную Армию. Он нам очень здорово помог. Жив ли он сейчас? Вот бы его увидеть»,  – говорит про китайца Каюм Канеев и вспоминает, что у того было удостоверение подписанное самим Сталиным.

После этого китайский товарищ сказал нашим, что мост недалеко. Через него  скоро пойдут советские танки и войска. Под мостом будут 16 японских смертников обвязанные взрывчаткой. Задача самураев влезать на мост с обеих сторон и бросаться под советские танки подрывая себя и технику. А задача Канеева уничтожить японцев.

Вечером Каюм с подчиненными сплавились на плоту в сторону моста. Привязали плавсредство в камышах. «У меня были четыре автоматчика с обычными патронами, два автоматчика, у которых были заряжены трассирующие патроны, один ручной пулемет и снайпер. И три ЗИПа». Отважные пехотинцы, скрываясь в высокой прибрежной траве, двинулись к мосту. Заночевали.

А на утро командир отделения поставил перед каждым конкретную задачу, кто будет стрелять обычными, а  кто трассирующими пулями. После чего дал с полчаса подсушить портянки и доесть вчерашний ужин из сухарей и тушенки, после чего мы двинулись в сторону противника «Люди у меня были хоть и малограмотные, но послушные. Сейчас таких мало», - говорит ветеран.

Ефрейтор Мансуров первым заметил на другом берегу, у моста, огонь. Отделение затаилось. Пулеметчик Кадыров установил пулемет, раздвинув траву. Снайпер Коля Лосев в оптический прицел разглядел пятерых самураев гревшихся под мостом у костра. Ширина реки в том месте была метров 50.

«Они заранее считали себя уже героями. Но я им не дал. Сказал пулеметчику  Кадырову, что как только Коля снимет одного или двух японцев, ты открываешь огонь», - вспоминает Каюм Шарибжанович.

Короткий бой занял не более 5 минут. Это было первое боевое крещение Канеева и его отделения. После чего бойцы окопались с двух сторон моста. Командир выставил наблюдение, которое менял через каждые два часа. Ждали новых самураев. «К моему сожалению, мы не дождались больше ни одного противника, - говорит ветеран.  -  На следующий день появились наши танки и я приказал сигнальщику Мансурову дать мне  две зеленые ракеты. Они взмыли в воздух. Это был сигнал для пехоты - путь свободен». Вскоре появилась родная рота, и отделение Канева присоединилось к ним. Войска двинулись в Муданьцзянь.

За этот город велись напряженные бои. Батальонам, ротам, взводам и отделениям стрелковых дивизий приходилось вышибать противника из каждого дома, каждого закоулка. Сотни смертников охотились за нашими бойцами и командирами. После дивизия двинулась на Харбин. Там, как и везде на оккупированной японцами территории,  активно действовали японские диверсионные группы, отряды смертников, фанатиков-одиночек, жертвами которых становились советские военнослужащие, китайские коммунисты и прежде всего наши командиры и политработники.

2 сентября 1945 г. Япония подписала акт о капитуляции. Солдатам в/ч 47022 сказали «Отбой!» только  23 сентября. Но по домам никого не распускали. Служба продолжалась. Вскоре бойцы стали грузить в вагоны содержимое японских складов: спирт, рис, мука, крупы, одеяла, ткани, сапоги, кожа-хром, стройматериалы, инструменты. За три дня загрузили 13 эшелонов, которые направились во Владивосток. Дивизия тоже прибыла туда же. При этом оставили китайцам много оружия.

Трофеи грузили на пароходы и отправляли в Петропавловск-Камчатский. Сама дивизия тремя рейсами из Советской Гавани тоже была переброшена на Камчатку. Японские трофеи были выгружены в районе нынешнего «Электрона». Там где сейчас детский парк, был небольшой стадион. И рядом со стадионом была огромная гора трофеев: пилы, топоры, проволока, гвозди, рубанки, и много-много всего. Все это военные отдали городу и его предприятиям, в первую очередь, для строительства.

Любопытный момент вспоминает Каюм Шарибжанович. Сюда вместе с их дивизией привезли 1500 трофейных лошадей. Они были розданы по колхозам и совхозам. Постепенно лошади исчезли. Ни одной не осталось. Часть передохла, а оставшихся съели. Ведь на Камчатке не было опыта по содержанию такого большего количества лошадей. Зима долгая, им нужно было заготавливать много сена, грубые корма в виде моркови, овса. Не было комбикорма. Нечем было кормить. У камчадалов больше опыта было по содержанию собак.

Вот с 11 ноября 1945 года Каюм Канеев и проживает в Петропавловске. Демобилизовался он в звании старшины роты. С детства в селе обучался разным ремеслам  - был плотником, столяром, мебельщиком, стекольщиком, жестянщиком. И до 1950 года строил дома в Петропавловске-Камчатском.

В 1950 году 25-летний Каюм Канеев женился. И стал строить себе частный дом, в котором живет и поныне. Построил за три года. С работы приходил и клепал, стучал молотком, работал пилой. В 51-м году в семье родилась дочь Люда, в 53-м - сын Толик, в 55-м - сын Слава, в 60-м - сын Игорь. Каюм Шарибжанович к этому времени уже был коммунистом и устроился в военторг. Прошел путь экспедитора, кладовщика, заведующего складами и немного поработал директором базы военторга.

Каюм Шарибжанович на мой вопрос о Сталине вспомнил забавный случай, происшедший с ним в день смерти генералиссимуса. В районе нынешней 16-этажки были раньше три склада с мукой. Потом на их месте построили бревенчатый склад военторга. Половина склада - продовольственная, а друга половина - промтоварная, где завскладом был Каюм. После обеда Канеев и трое его товарищей со складов встретили знакомого коменданта Генриха. Он пригласил их к себе. Вытащил молочный бидон с бражкой. И кружка пошла по кругу. Потом четверка отправилась на работу на склады. И по дороге пели веселые песни. Как вы догадались, страна уже была в трауре, но эти ребята еще не знали, что помер вождь. Любопытно, что донос в политотдел на Канеева, что он пел песни в день смерти Сталина, накатал Генрих, угощавший их бражкой. Вскоре коммуниста Каюма Канеева распекали на партконференции. Он получил хороший нагоняй от начальника политотдела полковника Кочеткова.

Канеев после конференции пошел домой и уже простился  с работой, но спас его тоже случай. Ключи от склада были только у него.  Начальником военторга был подполковник Яков Матвеевич Стрельнов. Он обратился к заведующему складами Кошкареву, чтобы тот открыл промсклад. Оказалось два дня назад на склад поступило 10 шикарных меховых шуб с Казанской меховой фабрики стоимостью по 5700 руб. И жены начальников политотдела требовали шубы.  Некоторые приехали с мужьями на примерку. А склад закрыт, и ключи - у Канеева. Послали за ним машину. Он открыл склад, шубы тут же «ушли». Каюму сказали прийти на следующий день в политотдел. Там его снова распекал какой-то майор, просил не пить и спрашивал, почему тот пел пенсии в день Смерти Сталина. «Но мы же не знали?» - отвечал Канеев. В общем, его простили. Фронтовик как-никак. С тех пор Каюм Шарибжанович с выпивкой завязал. Больше не пил. Никогда в жизни не курил. 

Чаще всего ветеран вспоминает подготовку, которую он прошел в армии и своих исполнительных красноармейцев, отважных бойцов, завоевавших Победу.

Игорь КРАВЧУК