Всегда в конце своей беседы с ветеранами войны я задаю один  тот же вопрос: «За что Вы воевали, трудились, за что отдавали свои молодые годы войне?» Ответ на этот, казалось бы, несложный вопрос всегда звучит примерно одинаково: «Я воевал за страну, за людей, за их благополучие, за женщин, за своих детей, за своих родителей». Мне нравится задавать этот вопрос, потому что я чувствую, что ветеранам нравится на него отвечать. Но в этот раз, когда я спросила  Георгия Николаевича, за что он воевал, он ничего не сказал и заплакал… После этого только ненавязчивая беседа о правнуке Георгия Пересторонина заставила ветерана прийти в себя. Мы разговаривали про игрушки маленького Ярослава, которыми была заставлена вся комната, где мы находились, о его шалостях и маленьких достижениях. Также разговорились мы и о крепкой, дружной семье Георгия Николаевича. «Мы ему скучать не даём. Дети, внуки, любимый правнук – мы всегда рядом с ним», – говорят родные ветерана. «А ведь это и есть то самое прекрасное будущее, за которое в 1941-1945 годах сражались молодые и ещё не повидавшие жизни семнадцатилетние мальчишки», – подумалось мне в эту минуту.

В семнадцать лет Георгий Пересторонин был призван в армию. Это был август 1943 года. До этого он учился в школе, на курсах трактористов и ждал, когда же его призовут в Красную армию. «Я тогда очень переживал. Следил за боями, читал газеты. Наблюдал, как из нашей деревеньки на фронт стали уходить ребята». А потом и совсем юного Георгия из родной Южной Александровки отправили в город Канск Красноярского края в запасной полк. «Там нас всему и учили. Мы разбирали, собирали автоматы, винтовки, пулемёты, учились из них стрелять. А уже в мае 1944 года нас повезли в Смоленскую область на Третий Белорусский фронт». Георгий Николаевич помнит даже дату прибытия на фронт – 6 мая. «Там нас тоже немного подготовили, – продолжает вспоминать ветеран. – И как раз в то время произошёл прорыв. Мы по топким болотам, по просёлочным дорогам продвигались в сторону Белоруссии в Минск. Порой приходилось вытаскивать вручную танки, переправлять их на плотах. Бывало, танки тонули, а вместе с ними гибли и люди. Там были сплошные болота. Такую местность было очень тяжело преодолевать. Но через два-три дня мы выбрались и пошли в наступление. Немцы налетали, но их было очень мало».

Георгий Пересторонин и его товарищи, такие же молодые десантники, вместе со всем полком двигались в сторону польской границы. День и ночь шли они на танках вперед. Немцы боялись их: понимали, что силы неравные, часто боёв не принимали. «И вот мы продвинулись к Польше. Поляки встретили нас очень дружелюбно, угощали чем-то, улыбались, жали руки... А потом мы повернули, встали вдоль Литвы». Здесь предстояло форсирование реки Березина. В том бою наш ветеран был впервые ранен. Осколок попал в правую ногу. «Меня положили в госпиталь. Я там немного полежал. Подлечился и снова в бой, – рассказывает он. – Раны на войне заживали почему-то намного быстрее, чем в мирное время. То ли врачи такие были, что лечили быстро, то ли ещё что… Я не знаю, как так получалось…» Немного помолчав, Григорий Николаевич рассказал подробнее о своём боевом ранении: «Мне в ногу попал осколок – 6 см в длину, диаметром где-то 1,5 см. А раньше ж никаких обезболивающих не было, всё наживую делали. Вот мне кусок ступни отдирали, чтоб вытащить тот осколок. Эта рана болела сильно, но зажила очень быстро, я даже опомниться не успел, как меня опять на фронт отправили. Но всё-таки я считаю, что мне повезло. Все ранения были незначительными. Воевать мог – и хорошо. Это сейчас они порой дают о себе знать, а тогда совсем не до них было…»

После этого Григорий Николаевич попал в Восточную Пруссию. Там очередная боевая травма – контузия. «В контузии я пролежал где-то сутки, кто-то мне прикладом ударил. Бой уже кончился, фронт прошёл дальше, а я лежу, ко мне подошёл какой-то мужчина, начал снимать с меня часы. Я начал стонать… Потом подходит ко мне девушка, видимо, санитарка. Напоила меня с фляжки, обтёрла мокрой тряпочкой и как-то так легко приподняла меня, и я оказался в тележке. Так меня повезли в санроту». А через некоторое время, как он вышел из госпиталя, его ранило опять. «И ещё одно ранение я получил от немецкого снайпера. Он мне попал в нос. Я чудом жив остался. Нос мне потом чуть ли не собирали по частям из кусочков. Весь составной».

Потом, уже под конец войны, под Кенигсбергом ветеран получил третье ранение. Тогда ему снова помогла санитарка. «Она схватила меня и потащила в воронку, где недавно бомба взорвалась. Как она меня так легко туда перетащила, я до сих пор удивляюсь. Маленькая, худенькая, хрупкая такая девчонка. Я упал, она мне перевязку сделала… Это было 27 марта 1945 года». Через несколько дней Кенигсберг был взят, тогда войне оставалось длиться чуть больше месяца…

Когда Георгий Пересторонин рассказывал о венных годах, в его повествовании постоянно повторялось одно и то же слово: «Вперёд!» «А мы ни о чём другом и думать не могли, – объясняет он. – Голод, холод, страх – всего этого мы не чувствовали».

Показателен один случай, рассказанный ветераном, который демонстрирует, как люди могли забывать, что такое страх.

«Мы подошли к какому-то двухэтажному дому. А дом такой: половина из кирпича, а половина из дерева. На втором этаже бил пулемёт, он нас достать не мог, но и подойти близко мы не могли. Было ясно только одно – что там сидят немцы. Я подбежал до двери незамеченным, и тут на меня танк идёт. Я схватил штык с винтовки, открыл люк, который закрывал колодец и заскочил туда. Танк прошёл через меня. Я подбежал к дому, открыл дверь, она была не заперта. А пулемёт тем временем всё строчил и строчил. Я зашёл в коридор, толкаю дверь: там стоят двое. Один держит столы, на которые поставили пулемёт, а второй строчит по нашим. Я очередь дал, они упали. Прошёл несколько метров, открываю дверь в другую комнату... А там немцев! Не менее полусотни человек. И что-то ж тут делать? Назад уходить нельзя – они меня пристрелят. Я вытащил гранату, сжал в руке и по стенке в комнату пробираюсь. Ну а потом заставил их всех встать и выйти, вынести раненых. Ни одного выстрела не было. Я стоял до тех пор, пока не вышел последний человек.

А однажды, когда мы отдыхали полком, – продолжает делиться своими воспоминаниями ветеран. – Я взял бинокль, чтоб посмотреть, что там впереди. Приподнялся и предо мной как раз в этот момент поднялся немец, видимо, тоже в бинокль смотрел. И как-то так получилось, что он в меня не выстрелил, и я в него не выстрел. Я ему рукой машу, мол, иди сюда. Он подошёл, автомат свой бросил. А он ростом выше меня чуть ли не в два раза, метра два, наверное, высотой. Я его к своим привёл, говорю: «Немца возьмите». Я его отдал и пошёл па передний край. Такой был случай. Поймал рослого немца».

 Григорий Николаевич рассказывая эти истории, называемые им эпизодами, постоянно упоминает, что подобных случаев на войне было много, но сейчас, к сожалению, ветеран не все помнит.

Во время наступления питаться было нечем. «Приходилось дня по два, по три вообще ничего не есть. Не было ни хлеба, ни сухарей каких-нибудь, ничего! В наступлении это был редкий случай, когда подходила кухня. Я помню, один раз привезли нам камчатских крабов. Это был единственный раз, когда на войне мы ели краба. Давали столько, сколько можешь взять. Это был настоящий подарок для нас. Но много никто не брал, ведь тяжело было тащить всё это, да ещё и от немцев отстреливаться надо было. Много наберёшь – тебя тут же убьют и всё. У меня вот была полевая сумка, в ней было несколько патронов и запас хлеба или банка, если повезёт, то две тушенки. Банка была плоская такая, граммов на 200-300. Я собой не таскал ни вещевого мешка, ничего лишнего. А вот когда было жарко, у меня с собой была только плащ-палатка. Шинели не было, в сапогах и в гимнастёрке воевали. А вот в зимний период в наступлении всё очень плохо было».

Но как бы ни было тяжело, советская армия шла вперед к заветной Победе.

В тот день, 9 мая 1945 года, Георгий Пересторонин лежал в госпитале. «У меня была высокая температура. И вот ко мне подходит медсестра и говорит: «Георгий, война кончилась». А вечером, часов в 9-11 весь город Каунас (Литва) был в прожекторах, в ракетах. Я до этого момента не вставал, а тут как соскочил! А как же: в такой радостный день на больничной койке лежать?  Многие больные, которые не вставали, начинали подниматься, петь песни, кричать, поздравлять друг друга. Ой, что там было! Потом нам принесли по 100 граммов, приготовили хороший ужин. Вот так мы встретили Победу».

После войны Георгий Николаевич вернулся  в родную деревню, а в 1950 году приехал на Камчатку. Здесь он сорок лет отработал в корпусном цеху. «Здесь я женился, здесь появились мои дети. Дочь всегда рядом со мной, а сын работает в Китае. У нас очень дружная, крепкая семья», – похвастался ветеран.

Как уже говорилось выше, интервью закончилось не совсем так, как задумывалось. Уходя от Георгия Николаевича, уже в прихожей его внучка мне сказала: «Он всегда плачет, когда сморит старые фильмы, документальные передачи о войне. Досмотрит до середины, растрогается и просит, чтоб мы выключили телевизор. Очень трепетно относится ко всему тому, что говорят по радио и телевизору о военных годах».

Ольга Маринкина